Простые герои «Листвяжной»: шахтёр Чайкин очнулся через 4 часа после катастрофы и оглушённый, отравленный газом, ослепший, но несдавшийся вышел наверх… Его спасение невероятно. К тому же взрывная волна, разнеся подземелье, в том числе шла на Чайкина, но обошла его, парня с накануне покрепче затянутым крестиком…
– Пришёл в сознанье, вокруг – всё разрушено. Я – цел. Каски нет, часов на руке нет. Потрогал крестик на шее – завязан по-прежнему туго. Держится крест, и меня удержал, от гибели… – рассказал Володя нашему корреспонденту. – И это моё спасенье, во взрыве и дальше, с божьей помощью, с моим желанием – жить, с везеньем – встречей с горноспасателями, и я знаю, и удивляюсь, и благодарен: это настоящее чудо.
…Володе Чайкину 26, он в роду – первый шахтёр, подземный горнорабочий. Он никогда – ни в детстве, ни в армии, ни в первые годы в шахте не был в ЧП. Но в катастрофе на «Листвяжной», произошедшей 25.11.2021, в которой погиб 51 человек, пробыл внизу ДОЛЬШЕ ВСЕХ других горняков. И, проявив мужество, выжил.
Стена
И о последней смене Володя вспоминает так:
– Всё шло как обычно. Где-то без десяти двенадцать (ночи. – Авт.) постояли с пацанами, посмеялись, как всегда перед сменой, поговорили о планах, пошли на работу… Трое вот-вот уже должны были в отпуск пойти, не суждено теперь – погибли. Жека Боре обещал часы Борины из ремонта привезти, любимые, он по гарантии сдал, привезти не успел, оба погибли. Лёху при раздаче наряда поменяли с Серёгой местами, Сергей погиб…
Не верится, почти всё звено полегло, кроме нас двоих. Недавно ещё все живы были, шутили, а хоп – и нету.
…Но началась и шла та смена ещё как обычно. Я с часу ночи воду откачивать пошёл, часов шесть там пробыл. А пришёл после на «маслёнку» (на масляную станцию там же, под землей, примерно на глубине 200 метров от поверхности, она подаёт масло для секций, подземных конструкций, что держат породу, пояснил Володя. – Авт.), и там моё основное рабочее место, я на ней год отработал, до того – на ленте два года. И дальше на время я как-то ни разу и не посмотрел. Знал и так, работая на «маслёнке», скоро – конец смены. И как потянутся парни, и мне будет пора. И мы пойдём наверх, как обычно, в 9.06 (утра. А взрыв произойдёт в 8.21 утра. – Авт.).
– А взорвалась шахта… Ты помнишь взрыв?
– Нет, – говорит. И почему – версий две. Или в конце смены, ещё перед взрывом, опасный газ пришёл в Володино место и «отключил» парня, и взрыв он встретил без сознания. Или после взрыва, потеряв сознание и дыша отравленным воздухом, теперь не может вспомнить всё…
– Но что было после взрыва?
– Пришёл в себя, глаза открыл, темно. Сажусь, не пойму, что случилось? В глазах пыль, почти не вижу, каски нет, ногтя на среднем пальце правой руки и напалечника на нём нет, часов на левой руке нет… Крестик на месте, слава богу, я его перед тем сделал, чтобы он никогда б не снимался, навечно, на верёвку, которой обувку шьют, привязал, …проверил, и с ним спокойнее стало…
Потом подумал: каску поищу, подожду кого-нибудь, вместе пойдём.
Посидел, с трудом понял во тьме, если от «маслёнки», от бочек смотреть, то там сбойка была, из шлакоблоков, как стена, снизу доверху запечатано, в ней был дверной проём, железные двери. А всё,… нет сбойки. Как будто что-то такое прошло. Будто взрыв.
…И всё-таки я, наверно, ещё перед взрывом надышался, потому что взрыва не помню. Ведь как возле меня стенку ту вырвало, на фиг, с корнями?.. А я и не увидел и не услышал? И как сам уцелел?
…И темнота такая тьмущая была, и глаза болели, руку перед лицом не видать. Впритык подошёл к бочке, лицом в неё ткнулся, чтобы понять, где что…
И вот стало потихоньку доходить, а ведь это был, точно, взрыв… Вот бочки на «маслёнке» всегда были чистые, как говорится, испокон веков. А я очнулся, на них слой нагара и грязи, сильный… (Позже узнал, эпицентр был ниже меня, чуть подальше. Парни после говорили, про разруху, что ничего не узнать, там лишь груды металла, и, верно, взрыв колоссальный был…)
…И я как это понял, то и решил идти. Но куда? Там, на «маслёнке», две бочки большие, одна просто стоит, вторая поднята выше. Я на повышенную залез, зачем, может, контузило. И… пришёл в себя еще время спустя, уже внизу, упал сам или что-то еще меня сбросило?… И вот, второй раз в себя придя, решил, все наши теперь, уж верно, вышли, меня не заметив, и я тут один. Но страха не было. И я лег – потому что страшно в сон потянуло, и снова «отключился». Теперь-то знаю – из-за отравления окисью углерода.
…А ещё через какое-то время вдруг хоп – глаза открыл. Очухался из-за свежей струи, она подула, она, свежая струя воздуха, разбудила, и, можно так сказать, вовремя воскресила, «завела» мозг.
…И я увидел: пыль уже рассеялась наполовину. Каску нашёл в метре от себя, крепления растянуты, словно каску с меня содрали. Надел её. И с фонариком в темноте ленту даже увидел.
…И, решив идти, едва не пошёл по уклону. После мне сказали, пошёл бы – на смерть, там метан превышал… А почему я туда собирался? Мы так всегда ходили, там дальше восходящая сбойка.
…Но всё же я сначала решил близко посмотреть, что с ближней сбойкой (стенкой из шлакоблоков. – Авт.) случилось.
Получается, меня она спасла, защитила, на нее основной массив удара пришелся, и её просто снесло, и вокруг меня все стало после взрыва в обломках. А сбойка, как и все, очень прочной была. Мы её хорошо сделали. Но взрывом – разнесло вдребезги, лишь двери как-то остались, железные, а шлакоблоки – в куски и в разлёт.
…И вот пробираясь через обломки ближней сбойки к её бывшему месту, Володя, травмированные глаза которого распухли, теперь уже совсем закрылись, шёл почти на ощупь, но, откинув голову, вдруг засёк в темноте мелькнувшие пятнышки света. Понял: там люди. И его тоже заметили, горноспасатели.
– Время оказалось примерно час дня, а я считал, ещё девять. И они – ошарашены, мне: «Ты откуда?» Я: «Да работаю здесь. А что всё-таки случилось? И вы что тут делаете?» Вот так смешно получилось. Они повели меня наверх, по пути подождав медика, и он глаза обработал, закапал, и стало чуть лучше. И потом по старой ходке мы вышли…
Наверху
…Каждый свой час, как выходил из чёрного нутра раненой шахты, как шагнул в обычный наш мир с низким небом и с тихим, каким-то сказочным в тот день, снегопадом, Володя помнит и переживает заново.
– Я тогда ещё не знал, что из звена почти никого не осталось. Не знал про большое число жертв аварии. Шёл и думал, уже по снегу: «Неужто я вышел?» И шёл, и улыбался… – рассказывает Володя торопливо, чуть сбивчиво, о радости – голосом высоко, о горе – за погибших – хрипло, до слёз, и напирает на слово «шёл», потому что это – «Надо идти…, и я пошёл…» – его подняло, подарило шанс, повело в единственно данную жизнь. И он за этот шанс удержался.
…И его наверху встретила бригада «скорой». И спасатели, Володю медикам передав, произнесли лишь два слова: «Выживший…» и «Скорее!» И тут он почувствовал немалый масштаб трагедии шахты.
– А мужики-спасатели ушли наверняка снова вниз. Я сел в машину «скорой». И как мы ехали уже возле комбината, а там мигалки везде, мигалки, и ещё больше понял, многие остались под землёй, пацаны, мужики, не выжив…
И когда Володя пересел в «вертушку» (вертолёт), ещё бодро, на приливе радости, что вышел, и его подключили к кислороду. И тут он теперь уже безопасно заснул, просто вырубило.
…В кемеровской облбольнице скорой медицинской помощи имени Подгорбунского Володе спасли глаза («Уже снова вижу, нормально…»), палец…
– От отравления окисью углерода был отёк мозга. Но, спасибо врачам, тоже справились. И с 1 декабря я – дома, долечиваюсь амбулаторно.
– А в шахту, Вов, такое пережив, ты вернёшься?
– Э-э, работа есть работа, вернусь. Семью надо кормить. У нас с женой скоро сынок, первенец, родится, – в голосе Володи – любовь и нежность. – Мы его именем старорусским – Дамир – назвали, это значит «дать миру мир».
…И пусть дети шахтёров и горноспасателей, тех, кто выжил, и тех, кто погиб на «Листвяжной», за эти страшные после аварии дни слышала я в семьях и просто от самых разных людей не раз, живут долго-долго. С отцами, столько пережившими, вырвавшимися из катастрофы. И за отцов, трагически погибших во взрыве и так любивших их, своих сыночков и доченек. И пусть живут в мире – без взрывов, вообще все дети угольного Кузбасса, без сиротских тоскующих слёз… Получится ли?
P.S. Но как Чайкин, как минимум четыре часа пробывший внизу после взрыва и, значит, дышавший смертельным газом, угаром, смог выжить? Время действия шахтёрского самоспасателя (дыхательного аппарата, который надевают в таких экстремальных случаях) в разы меньше. Да и Володя говорит, что самоспасателем, теряя сознание, возвращаясь, опять теряя…, не воспользовался… И, как предположили горноспасатели, «… возможно, всё было так: произошёл взрыв, шахтёр отравился газом, сознание потерял, потом с вентиляционного ствола, а он там рядом, воздухом выдуло все это СО вокруг парня, и именно это шахтёра и спасло. И он дальше на свежей струе воздуха лежал. Да, большое везенье! Там уклон идёт вентиляционный, воздухоподающий, и свежая струя с него омывает эту выработку. Но вот если бы чуть дольше окись углерода бы там продержалась, парню было бы не спастись…»