Цель жизни

Уникальные факты Великой Отечественной: советскому минёру, который не ошибся ни разу, всю войну разминируя немецкие минные поля перед нашим наступлением, была помощь свыше…

На счету у Владимира Манакова, комвзвода сапёрного батальона, всегда шедшего впереди, готовя наступление, – столько предотвращённых взрывов! Что, если бы собрать все найденные фашистские мины – в обертке железной, деревянной…, с проволочками и без…, выпавшие на «его» службу Родине. Да не обезвредить, как это сделал, а взорвать – пусть мысленно – разом все. Чудовищным был бы взрыв. Потряс бы планету.

Так и планировали фашисты, имея целью – как можно больше смерти, ставя мины-ловушки.

Но у 21-летнего советского минёра Манакова была, как и у его товарищей, другая цель – мины убрать, жизни наступающих сберечь… И Манаков не допустил ни единого промаха.

А таких, как он (рассказывал после войны, дожив до 87 лет), везучих минёров, «…из тех, кто занимался этим делом с начала войны до конца её, как я, два человека (в дивизии. – Авт.) осталось…», «…на каждом задании гибли минёры, я вам скажу…, то опыта не хватало…» То времени.

…А сколько всё-таки мин за три с лишним года Манаков обезвредил, никто никогда не считал. Но в учётных карточках советских сапёров, в открывшихся электронных архивах Минобороны РФ мелькают за сутки порой до 200 с лишним разминированных мин на человека и рекордом не значатся. Главным было другое: успели, сделали проходы к назначенному часу советского наступления, открыли к Победе путь.

Награды Владимира Федоровича хранят его потомки в Кемерове и Новокузнецке…

…Кемеровскому фронтовику Владимиру Фёдоровичу Манакову 26 июня исполнилось бы нынче сто лет. Его голос продолжает звучать дома на диске. И ещё он продолжает рассказывать о пережитой войне – и в оставленной им рукописи. И уникальные записки – в альбоме с бархатистой обложкой цвета боевого красного знамени – не только о прошлом. Это и последние переживания фронтовика и наказ его – помнить цену потерь… И мы открываем первые страницы с младшей дочерью ветерана… И она, кемеровская учительница английского языка, Нина Позднякова, многое помня наизусть, говорит, помолчав-поздоровавшись-погладив военное фото папы:

– Война с ним была всю жизнь. Потому он любил встречи, в том числе с учениками. И папа многое записал. Чтобы будущее поколение про прошлое знало.

Начало

…Два длинных солдатских эшелона шли колонной, один за другим, так, что редким до Байкала станциям казалось: целая армада едет с востока на запад – бить немцев.

До фронта было далеко. Солдаты в начале 1942-го в вагонах («…нас, – пишет Манаков, – было около 9 тысяч…») были кадровыми, уже год как отслужившими на Дальнем Востоке…

И солдаты в вагонах – сплошь 1921 года рождения, одной бедняцко-крестьянской судьбы… И один рассказывал – другие кивали.

И в пути на войну был голод.

«Ехали месяц. Первое время почти не кормили. Ребята меняли даже новое бельё на продукты у населения. Потом сорвали пломбы на вагоне и растащили вагон… Те, кто тащили, попадали под ревтрибунал… Затем стали кормить раз в день…»

И по пути наверняка говорили про голод «их» 1921 года, тогда много по России народу от страшного голода погибло. У Манаковых в семье в 1921-м тоже «…трёх не стало», трое детей умерло. «Детей отдавали (по стране. – Авт.) в детдома (чтобы спасти, по домам прямо ходили представители власти, забирали ребятишек. – Авт.) Меня мама и папа не отдали, перенесли много мучений, за что им большое спасибо, а то бы всю жизнь не знал родителей», – пишет в записках Владимир Фёдорович. И дальше – как от голода с Оренбуржья семья переехала в Кемерово, как он учился, в армию пошёл – в одежде старшего брата, вперед его ставшего солдатом и из армии приславшего свою гражданскую одежду – Володе.

…А прибыли под Саратов, оттуда – к Москве, защищали столицу. После – под Старую Руссу, в болота и снова – в голод. Пока был снег – ели прикопанных убитых в бомбежках лошадей. Потом, весной, «… варили липу», «… солдаты ремни съели», «…нам выдавали по ложке крупы и на 8 человек – котелок сухарей», птиц, зверья вокруг не было, однажды залетела ворона, подстрелил – «…тут было лакомство». Там же, на Северо-Западном, он уже служил разведчиком-минёром, раз отправили на разминирование на танке. Только подъехали, немец – по танку прямой наводкой, минёры спрыгнули и за танк, а тот развернулся и подавил половину насмерть, и сам танк на мине подорвался…

Это же в кино солдаты часто сразу в военной науке умелые и всегда с горячим полным котелком. А тогда, первый месяц воюя, честно пишет разведчик-минёр Манаков, они ещё всему учились…

И так воевали, и знали: Родина ждёт, и вскоре пришли особые боевые задания, уже выполненные успешно, и потом – с наградами…

И Манаков через год уже имел знак «Отличный минёр».

И в очередной ночной разведке, вспоминает в записках, шёл с товарищем на задание и был уже настолько опытным разведчиком, что даже слышал в лесу не то что немца – «как шевелится трава…»

И на переправе через Днепр – был в числе первых. Тогда Манаков и товарищи добрались до вражеского берега на лодке, протянули через реку канат, по нему, на плоту, переправляли пехоту – под большим немецким огнём… Тогда много наших погибло… Вот командир и дал ему с другом Лапшиным приказ разведать переправу в другом месте…

Мой друг Борис Лапшин…

А Манаков и Лапшин в разведроте были роднее братьев.

Разведка на этот раз им предстояла инженерная. Это значит, поясняет в записках Владимир Фёдорович, они должны были доползти до взорванного немцами моста через Днепр, записать параметры моста – длину, ширину, расстояние между сваями, толщину их… Чтобы срочно, по этим замерам, «…отдельные части моста приготовить – в тылу…»

А работать разведчикам пришлось днём и быстро. И они оба для немцев – как на ладони. И пока немцы решали, что и как с той стороны Днепра, наши разведчики, записав данные на бумаге, пригнувшись, рванули бегом назад. А немец – из гранатомета. Снаряд – у Манакова и Лапшина «…разорвался в ногах, я невредим, он – тяжело ранен», спину Лапшину вырвало…

«Он вгорячах и выбежал на открытое место, на берег, немец – палить по нему из всего… Но друзья не оставляют в беде…» И Манаков, следом выскочив, добежал до Лапшина, перетащил потерявшего сознание друга в воронку, потом, под огнём, полз и тащил друга назад. «Тут уже стало немного темнять…» Это и выручило. И Манаков дотащил Лапшина до своих.

– За выполненное задание, за то, что, рискуя жизнью, вынес из-под обстрела Лапшина, папу наградили орденом Славы III степени, – говорит с гордостью дочь Манакова. – И Лапшин выжил, до конца войны папе писал… А после папа искал его по стране много лет…

И нашел, но…

Сначала почта принесла письмо-чудо…

– Анна Зодиева, бывшая радистка их 95-й стрелковой дивизии, ведя поиск однополчан, а тогда это, в конце 1970-х, было очень трудно, ещё не рассекречены были военные документы, нашла 700 человек! – рассказывает дочь Манакова. – Письмо от неё – нашему папе – пришло, а он тогда только из командировки приехал (после войны окончил военно-политическое училище, но потом – экономический институт и всю жизнь проработал по финансовой части)… Вот я ему, помню, только в дверь вошёл, сразу письмо то протянула. Он ещё ничего не знал, но сердце уже ему подсказало: «От однополчан?!» Всю жизнь ждал, так обрадовался…

В конце письма заплакал – прочитал: Лапшин недавно умер, перед смертью мечтал увидеть друга Манакова…

…И, конечно, Владимир Фёдорович Анне-радистке на то письмо-приглашение, с вестями о товарищах, ответил и засобирался на сбор однополчан – в Москву, и отправил письмо для семьи дорогого ему Лапшина. А потом была целая серия встреч – ещё в Москве, в Узбекистане, под Витебском, Минском, в Гродно… И Владимир Фёдорович приезжал домой на таком подъёме! И подарки – к примеру, узбекский халат или гильза «сорокопятки» с пшеницей с поля из-под Киева, – были ему очень дороги…

… и в Узбекистане…

Святое письмо

Минёр Манаков всю войну прошёл на грани взрыва. Но ВСЕГДА разминировал без ЧП.

И даже в разведке считался счастливчиком. Лишь в конце войны шёл с задания, немецкий снаряд прилетел, разорвавшись у ног. Но Манаков – только ранен в руку. И остальные разведчики – живы…

Про своё замеченное на войне везенье он говорил: «Очевидно, судьба. Счастье такое…»

А в последние годы упомянул про святое письмо. Его прислала ему на фронт мама.

– Письмо было со словами молитвы и с материнским наказом разгромить фашистов и вернуться домой, – поясняет Нина Владимировна Позднякова. – Папа зашивал его в нательное бельё. Письмо хранило папу всю войну и спасло его… Он верил в это письмо, чувствовал: его оберегают… Он был партийным, но, из верующей семьи, и на войне знал: святое письмо – особая защита. И на боевом задании, при разминировании – папа, рассказывал, молча молился. Войска же далеко, их, разведчиков-минёров, что идут всегда впереди всех – всего несколько человек…

И поддержка небес – вместе с опытом минёрским и долгом – выручала.

…А последний год старого фронтовика был тяжёл – Владимир Фёдорович слёг после инсульта. С ним были родные, их забота и любовь.

Писем от однополчан к тому времени уже несколько лет минёру Манакову не было. Вообще их далекого земного присутствия, незримого, необъяснимого, но много лет безошибочного, он больше, в 2009-м, не чувствовал. Дивизия, верно, ушла в небо… И, вспоминая её земной путь, часто просил раскрыть свои записки с фотографиями. И из страницы – в страницу – снова шёл в рядах.

…В свой последний день Владимир Фёдорович попросил дочь достать из шкафа пиджак с наградами. Помочь его надеть. А как солнце вспыхнуло на медалях…, улыбнулся глазами… Своему выполненному главному Делу в жизни. Победе. Миру. И пусть мир будет всегда…